Âλεκς Χοροψυλοβ, 42 - 28 июня 2014 08:08

Мгновенно расстелив свежую скатерть на покрытый
уже скатертью круглый стол под бронзовым бра, он
пододвинул бархатные стулья и остановился пред
Степаном Аркадьичем с салфеткой и карточкой в
руках, ожидая приказаний.
- Если прикажете, ваше сиятельство, отдельный
кабинет сейчас опростается: князь Голицын с дамой.
Устрицы свежие получены.
- А! устрицы.
Степан Аркадьич задумался.
- Не изменить ли план, Левин? - сказал он, остановив
палец на карте. И лицо его выражало серьезное
недоумение. - Хороши ли устрицы? Ты смотри!
- Фленсбургские, ваше сиятельство, остендских нет.
- Фленсбургские-то, фленсбургские, да свежи ли?
- Вчера получены-с.
- Так что ж, не начать ли с устриц, а потом уж и весь
план изменить? А?
- Мне все равно. Мне лучше всего щи и каша; но ведь
здесь этого нет.
- Каша а ла рюсс, прикажете? - сказал татарин, как
няня над ребенком, нагибаясь над Левиным.
- Нет, без шуток; что ты выберешь, то и хорошо. Я
побегал на коньках, и есть хочется. И не думай, -
прибавил он, заметив на лице Облонского недовольное
выражение, - чтоб я не оценил твоего выбора. Я с
удовольствием поем хорошо.
- Еще бы! Что ни говори, это одно из удовольствий
жизни, - сказал Степан Аркадьич. - Ну, так дай ты
нам, братец ты мой, устриц два, или мало - три
десятка, суп с кореньями.
- Прентаньер , - подхватил татарин. Но Степан
Аркадьич, видно, не хотел ему доставлять
удовольствие называть по-французски кушанья.
- С кореньями, знаешь? Потом тюрбо под густым
соусом, потом. ростбифу ; да смотри, чтобы хорош
был. Да каплунов , что ли, ну и консервов.
Татарин, вспомнив манеру Степана Аркадьича не
называть кушанья по французской карте, не повторял
за ним, но доставил себе удовольствие повторить весь
заказ по карте: "Суп прентаньер, тюрбо сос Бомарше,
пулард а лестрагон, маседуан де фрюи." - и тотчас,
как на пружинах, положив одну переплетенную карту и
подхватив другую, карту вин, поднес ее Степану
Аркадьичу.
- Что же пить будем?
- Я что хочешь, только немного, шампанское, - сказал
Левин.
- Как? Сначала? А впрочем, правда, пожалуй. Ты
любишь с белою печатью?
- Каше блан, - подхватил татарин.
- Ну, так этой марки к устрицам подай, а там видно
будет.
- Слушаю-с. Столового какого прикажете?
- Нюи подай. Нет, уж лучше классический шабли.
- Слушаю-с. Сыру вашего прикажете?
- Ну да, пармезан. Или ты другой любишь?
- Нет, мне все равно, - не в силах удерживать улыбки,
говорил Левин.
И татарин с развевающимися фалдами над широким
тазом побежал и чрез пять минут влетел с блюдом
открытых на перламутровых раковинах устриц и с
бутылкой между пальцами.
Степан Аркадьич смял накрахмаленную салфетку,
засунул ее себе за жилет и, положив покойно руки,
взялся за устрицы.
- А недурны, - говорил он, сдирая серебряною
вилочкой с перламутровой раковины шлюпающих
устриц и проглатывая их одну за другой.