наталья, 65 - 4 августа 2012 04:03

А женщиной становиться, как правило, нелегко.
Сначала мы все - за принцем, по следу его подков, ну, то есть, подков-то конских, но дело уже не в том - два взгляда, потом - знакомство, а после - с коня, и в дом.
А дом полыхает жарко от страсти и чистоты, и ты для него - служанка, и девушка из мечты, что надо, с умом подбрито, ну просто три раза ах, у трона и у корыта, и всюду - на каблуках.
А он копошится мелко под грузом твоих надежд, угрюмо глядит в тарелку - "Ну что ты, родной, не ешь?", испуган почти до колик безумством твоей души, и вот он - блудливый котик из дому навек бежит.
Ну что тут - пожар потушишь, коня на скаку схватив - ах, сволочь, он плюнул в душу, развод и аперритив.
Потом ты выходишь в поле, походка твоя легка, ты кошка, и ты на воле, и в поиске мужика.
И бедра твои округлы, и очи твои с искрой, ну что вы, какая кухня, безумие, домострой!
Из карточной рассыпухи ты вытащишь даму пик, на лавке рядком старухи считают - тебе кирдык, совсем загуляла девка, пропащая, что сказать, и, словно плевок, припевка - плешивое слово "блядь".
Тебе наплевать на это, ты греешь холодный дом, подружки дают советы, но чаще ты спишь с котом.

Но сказано - время лечит, не угли уже, зола, и ноги на чьи-то плечи - для радости, не со зла,
и вот он - герой романа, в руках номерок зажат, глядишь на его изьяны, и дринькаешь оранжад.
Ну что там у нас по списку - храпит по ночам с тоски, мечтает о Жанне Фриске и прячет в диван носки.
Все это портрет с натуры, Чапаев и пустота, известно, все бабы - дуры, но ты-то уже не та!
Где нынче отыщешь принца, спасибо, он был уже, и ты воздвигаешь в принцип пристрастие к неглиже.
Свободны, бесспорно, оба, спокойна от А до Я, но душит ночами злоба - где шляешься ты, свинья?
Однажды (и это странно!), поставишь ему на вид, и вот уж герой романа не пишет, и не звонит.
Бесстрастно поставишь точку, и выйдешь на белый свет, но снится ночами дочка, которой все нет и нет.
Работа, друзья, карьера, подводка, помада, тушь, и очередь кавалеров, но капает в ванной душ.
Все это, пожалуй, глупо, что делать, такая жизнь, украдкой кусаешь губы, когда говорят "ложись!".
Однажды, устав до колик от шума и от кальсон, решишь, что отныне в койке ты ищешь здоровый сон.

И вот ты живешь-не тужишь, такая Карден-Диор, подруги давно при муже, зато у тебя - декор, готовишь себе лазанью, калорий отсыпав горсть, но звезды уже сказали, что будет нежданный гость.
Ух, ты бы по этим звездам - в упор, из дробовика, но поздно, родная, поздно, куда ты без мужика?
Ты помнишь -твердила мама, что надо терпеть, как вол, и папа, приняв сто граммов, стучал кулаками в стол, дурная, лихая сила его волокла до дна...
Потом, у его могилы, не плакала ты одна.
Но память - такая штука, она норовит предать, и мама все просит внука, чтоб отчество передать.
Ну все, отвлеклись, довольно, пока мы болтали здесь, подьехал клиент на "Вольво", и денежки тоже есть.
"Хватай, - поддержали с тыла подруги,- не то уйдет!"...
Ну, в общем, ты с ним крутила, не сделав потом аборт.
Сказала ему без крика - спасибо, на этом все, а он улыбался дико, почувствовав, что спасен.
Зачем, почему, ты дура- кричали ей вслед глаза, живот, округлив фигуру, единственный, кто был за.
Плевать на слова и сплетни, не им за тебя решить, а дочка родится летом, но надо еще дожить.

...Сгорает в кастрюле каша, в игрушках царит бардак (а дочку назвали Машей, без умысла, просто так).
Глядишь на нее украдкой, не веря в свою судьбу, а дочка мусолит пятку, и мрачно кривит губу.
Растет, головенкой вертит, конфету зажав в руке, а ты, улыбаясь, чертишь зарубки на косяке.
Конфета, потом - помада, с подружкой глоток вина, и "Мамочка, ну не надо, я просто пройдусь -луна, ты, знаешь, а он хороший...",
и роза на стебельке. Паршивца зовут Сережей, и ты с ним накоротке.
Свои вспоминая роли, волнуясь, сходя с ума, ты, вместо "Рехнулась, что ли?!", ей скажешь:"Решай сама. Подумай, чего ты хочешь, дорог на земле полно...", и будешь потом полночи бездумно курить в окно.
Как сделать, чтоб ей, малышке, зажегся другой маяк, твои не достались шишки, колдобины, острия?
Прикрыть бы, укутать, спрятать...чтоб жизнь не досталась ей, и стала дешевым ядом, как выдохшийся портвейн.
Дождавшись свою пропажу, увидишь, как в первый раз, и все про себя расскажешь, без вымысла и прикрас.
Про то, как дрожат ресницы, когда за душой - беда,
и первый, зараза, снится, пусть изредка, иногда, и третий, четвертый, пятый...любовь, понимаешь, Маш?
"И твой заезжает папа, впадая в семейный раж, и Коля звонит, и Гриша, ну, помнишь, такой, в пальто?
Все это, родная, слышишь, должно быть, совсем не то. Но я не жалею, дочка, себя на куски разбив..."
И скажешь, поставив точку: "Не бойся. Живи. Люби".
Затянешься, глядя прямо, и грянет - из пустоты: "Какое ты чудо, мама! Я тоже хочу - как ты!"

• 
• 
•